Романтика, романтика... НА УШАХ два бантика

Дорогой мой, еще можно поспорить, кто из нас меньший романтик, но это так мило, право.

31.08.2016 в 11:04

Пишет  Felix Kalinowski:

Дорогой  Доктор Крейн!
Я традиционно помнил числа до 30, но забыл, что сегодня мы с Вами познакомились. С тех пор прошло 3 года, как вы мне любезно напомнили.
На самом деле 2016 год в целом какой-то ммээ, так мне кажется. Но это должно пройти.

Вчера вот читал я фик и думал, что все глупости, какие я мог сделать - сделал. Самое хорошее в этом то, что вы со мной остались и продолжаете оставаться.
Влюбленность - это когда ты знаешь не человека, а его образ в своей голове. Зачастую образ расходится с реальностью, и влюбленность быстро кончается.
А любовь - это когда ты знаешь человека с худших сторон, но всё равно любишь. Зачастую это требует усилий от обоих, но без них вообще ничего не происходит.

За эти 3 года в моей жизни произошли значительные перемены, во многом благодаря вам. Так что я по-прежнему благодарен и вас люблю, хотя сам себе я кажусь неблагодарной задницей. А еще неромантичной и не самой смелой задницей, ключевое слово тут явно одно. Но эта часть тела вам весьма по душе

---

Назвался Монпарнасом...

...получи пакет молока и бесплатного Босха.
Дорогой Фрэнсис. Вы очень верно сказали, что настоящее найдет тебя даже спустя годы. Я того же мнения, и раз за разом убеждаюсь в справедливости этого тезиса.
Босх догнал-таки меня. Спустя три года. Научный проект, связанный с 500-летним юбилеем товарища Иеронима, навесили под мою ответственность.
Положить, что ли, в ванну шлюху.

---

Да что ж такое. Где когда и что я сделал и делаю не так.
Заебись прекрасный день.

---

Кто упорот? Мы упороты!

Мой драгоценный  Felix Kalinowski героически преодолел все препятствия для видео и аудио, и с моего разрешения выложил созданный для меня клип по нашему очередному ОТП.
С некоторых пор мой дорогой мальчик очень предусмотрительно спрашивает моего разрешения на многие вещи. Такое послушание достойно высшей похвалы. Как и его творчество.
Идеальное сочетание песни и видеоряда, безукоризненные совпадения ритмов.
Благодарю вас, мой мальчик.

10.03.2016 в 20:21

Пишет  Felix Kalinowski:

Черик
Хм, ютуб тоже блокирует меня, нооо выход есть всегда.
Дождался одобрения и выложил. Да, я сделал видео по Эрику и Чарльзу, потому что с момента этого поста меня не только не отпустило, но всё стало в сто раз хуже.
Эта песня меня разрывала на тысячу кусочков, всякий раз, когда я её слушал, а слушал я её каждый день по несколько раз, И ВЫ ПОНИМАЕТЕ.

Посвящаю  Доктор Крейн, без него бы меня так не вставляло от самых обыденных вещей.

...

вообще тут может быть ваша реклама, моё видео, но пока его нет.
Зато пока этот пост будет занимать песенка, которая всяко ассоциируется с.

вот кто бы знал, что я и такое полюблю

Download Mind Control for free from pleer.com

---

Нас догнало Чериком

Я очень люблю вас, мой бесценный  Felix Kalinowski, и обожаю заслуженно хвалить вас.
Для меня очень ценны все ваши посвящения и подарки, и я с гордостью выкладываю у себя ваше новое произведение.
Я считаю его совершенно великолепным. Блестящий текст, от первого до последнего слова. Я не устаю восхищаться тем, как хорошо вы меня знаете, и как прекрасно чувствуете все нюансы наших взаимодействий.
Благодарю вас, мой милый.

Автор:  Felix Kalinowski
Фэндом: ЛюдиХ - Первый класс
Пейринг: Эрик/Чарльз
Рейтинг: R

Вообще-то изначально двери созданы не только для перемещения из одной точки пространства в другую, но и для других, не менее интересных целей. Например, закрытая дверь может означать, что сюда нельзя.
Но у Эрика же всё по-своему. Его любовь к дверям с замками так велика, что порой Чарльз начинает ревновать.
- А ты не думал, что у кого-то может быть ключ? – шипит он, глядя, как Эрик небрежным жестом закрывает очередную дверь, которую так же небрежно сам и открыл. Конечно, без ключа.
- Скажи спасибо, что я вообще её закрыл. – невозмутимо отвечает Леншерр. А иногда и вовсе не отвечает, ему не до того. Его не волнуют такие условности, как двери, замки и ключи. Его волнует Чарльз, так, что в глазах темнеет. Слишком часто приходится сдерживаться, не подавать виду, хотя в такие моменты можно развлекаться фантазиями, которые невозможно прочитать под шлемом.
Эрик знает, когда нельзя, но почему-то их с Чарльзом мнения расходятся. Чарльз считает, что нельзя в заброшенных зданиях, нельзя в общественных местах, нельзя, когда в доме кто-то есть. Он протестует и пытается объяснить, что это нехорошо и даже а-мо-раль-но. Протестует недолго – потому что эти яркие, зовущие губы могут не только говорить о морали. К чёрту мораль.
У них почти никогда нет времени на долгий и нежный секс – во всяком случае, до тех пор, пока они делают это тайно. Чарльза, впрочем, надолго и не хватает, но всё зависит от ситуации. Сила его восприятия – и его реакций – зависит от силы воздействия. А Эрик не сдерживается. Он не любит планировать на будущее, это слишком абстрактная величина, которой может и не быть. Он здесь и сейчас – вдавливает в кровать или стену, впивается в губы с глухим рычанием, проводит языком между лопаток, слизывает солоноватый пот. Оставляет темные следы – на шее, бедрах, на спине. Ловит стоны, вдохи и выдохи, в которых проскальзывает его имя. Чарльз не сдерживается тоже – его вскрикам могли бы позавидовать даже элитные актеры порноиндустрии. Он мог бы, но не желает – конечно, проще рассказать о том, что в особняке хорошая слышимость, что они подают дурной пример, и это, опять же, аморально. После этого разговора Эрик зажимает ему рот – с целью поддержания морали, с одной стороны, а с другой – потому что это слишком приятно. И не отпускает даже тогда, когда Чарльз с силой кусает его руку, раз, другой, десятый, порой до крови. Избалованный ребенок, несмотря на силу воли. Сытое, счастливое детство, поклонники, публичные выступления, овации и вечеринки после – всего этого у Эрика не было, и он в ответ кусает загривок, подставленный ему, буквально вгрызается, зарывается носом в волосы и пьянеет от запаха, от тесноты внутри, от невероятной жары. Он заявляет свои права, помечает, изливается внутрь – и всё равно сгорает от ревности к каждому, кто просто посмотрит на Чарльза, он готов убить их.
Огонь плавит металл.
Леншерр старается избегать «одаренных подростков». Они обожают профессора, они смотрят ему в рот, они юны. Они боготворят его, а Эрик мучается от бессильной и иррациональной злости. Он просил Ксавьера не читать его мысли без разрешения, и он верит, но где гарантия, что среди этих подростков нет еще одного телепата?
Свои фантазии он лелеет перед сном, когда засыпает один, в холодной кровати. С некоторых пор не сразу, после пары бокалов виски – желательно со льдом. В них он видит Чарльза в наручниках. В ошейнике. С цепью. Можно все сразу, можно в разных комбинациях, которые Эрик может менять по своему усмотрению. Обнаженного, когда одежда не скрывает следы. И ни-ко-го на много миль вокруг. Эрик засыпает, чтобы утром снова увидеть Чарльза – в костюме, как будто чужого, и под прицелом десятков устремленных на него глаз – очередные лекции. Он пытается увидеть следы на шее, на запястьях, но профессор хорошо их прячет. Как будто он ничей. Эрик скрипит зубами и закрывает глаза. Иногда он действительно ненавидит Чарльза, его раздражает то, что Чарльз не может без внимания. Его раздражает этот парфюм для публичных выступлений, хочется убрать этот чуждый запах, смыть, убрать – и просто утыкаться носом во взмокший затылок. В следующий раз Эрик оставляет ему сорванный голос и припухшие губы, пусть знают.
Эрик открывает и закрывает двери, но этого слишком мало. Он сгорает изнутри. Он хочет, чтобы знали все, слышали и завидовали. Он рассчитывает на это, когда трахает Чарльза пальцами прямо в примерочной магазина мужской одежды – тот отчаянно краснеет, но не сопротивляется. Чарльз тихо ведет себя и тихо кончает в подставленную ладонь. Эрик вылизывает ладонь и делает очень сложный выбор – сказать ли Ксавьеру, что он объективно красив вот в этом, или пусть весь мир отсосёт?
Жизнь в целом – очень непростая вещь. Детство Эрика было весьма своеобразным, чтобы начать делиться добровольно.

Процитируйте у себя мою запись, дорогой.

---

Люблю, когда исполняют мои желания

Мой ненаглядный Гарри Осборн, он же Робин, написал для меня фик по одному из наших многочисленных ОТП.
Я считаю, что как сам Гарри идеален для меня, так и в его произведениях безупречно сочетаются логика сюжета и оправданность эмоций.
Благодарю вас за это чудо, мой мальчик. И с удовольствием цитирую вашу запись у себя.

20.02.2016 в 23:55

Пишет  Felix Kalinowski:

И очередной фик. Просили выложить - исполняю)


Фандом: Марвел и Диси, кроссовер
Название: Эксперимент
Жанр: слэш (поразительно!)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Джонатан Крейн (который Мёрфи)/Гарри Осборн (который Дехаан)
соответственно предыстория тоже того Осборна.
Автор: Felix Kalinowski
Посвящение:  Доктор Крейн.
Предупреждения: и тут я задумался. Сомнительное согласие, во!

О том, какие неожиданные эффекты порой даёт лечение, и как с ними справляться.

1774 слова

Странная штука жизнь. Сначала ты живешь себе, думаешь, куда бы сходить сегодня вечером и чем заняться в выходные. Потом ты вдруг ты узнаешь от собственного папаши, которому никогда не было до тебя дела, что ты болен тем же, чем и он, и осталось тебе не так уж много.
А потом ты становишься Зеленым Гоблином.
У Гарри был как будто огромный провал в памяти, дыра, куда затянуло всё, от момента укола паучьей сывороткой и до того, как он оказался в этой чертовой клинике. Здесь же обнаружилось, что сыворотку нейтрализовать удалось быстро — потому он выглядел теперь нормально. Ну как нормально? Слипшиеся волосы, запавшие глаза и потрескавшиеся губы, также к этому прилагалась абсолютно идиотская больничная рубашка. Из фильмов Осборн знал, что у женщин есть ночные рубашки для сна, но они и то выглядели лучше. К своему почти 21 году он не видел спящих женщин. Даже в редких воспоминаниях о детстве их не было. Девочки в колледже спали в чем угодно, кроме этого. Большей частью они приходили с вечеринок и падали в чем были. Иногда им удавалось снять одежду и упасть уже в белье, а наутро в ужасе пытаться смыть оставшийся с вечера макияж. У кого-то были короткие пижамки, ну знаете, майка и трусы с милыми картинками из ближайшего торгового центра.
Впрочем, Гарри был уверен, что женщины в его семье непременно бы спали в шелковом одеянии и с легкой укладкой.
Нейтрализация сыворотки означала то, что он перестал быть Гоблином, но не означала, что болезнь перестала пожирать его изнутри. Так сказал ему врач в белом халате, накинутом поверх костюма. Он внимательно смотрел на Гарри, то ли с печалью, то ли с интересом и говорил, что его случай уникален, поэтому утвержденных лекарств нет. На данный момент можно замедлить развитие болезни, но для излечения потребуется время, усилия и… эксперименты. Гарри слушал и соглашался, пряча под тонким одеялом ноги, нелепо торчавшие из того, во что его вырядили.
Такая честность подкупала, это лучше, чем обещания, что тебя спасут. Нет ничего хуже ложной надежды.
Во всей этой ситуации был большой плюс — вспышки ярости и отчаяния Осборна исчезли, были разве что маленькие зачатки. Иногда безумно хотелось выпить, но это проходило с каждым следующим уколом, после которого мир становился вязким и ирреальным. А чего злиться? У него нет семьи, нет целей, нет друзей, разве что Паркер, ему некуда и не к кому идти.
Гарри еще не знал, что девушка Питера погибла по вине Зеленого Гоблина.

Фармакология была смыслом жизни и страстью Джонатана Крейна. Он почти не был в курсе того, что происходило за пределами лаборатории — если это, конечно, не касалось его интересов. История с Осборном была как раз из событий второго типа. Пока Норман хотя бы формально был главой Оскорпа, Крейн тесно с ним сотрудничал, закупая оборудование и химические реактивы для своей лаборатории, большая часть из которых была, конечно, нелегальна. После смерти Нормана начался какой-то беспорядок, и вместо любимого и ценного клиента Крейн начал чувствовать себя помехой. Это ему не нравилось.
Когда Джонатан узнал, что в его клинику попал сын Осборна-старшего, он поначалу даже не поверил. Моментально в голове родился план вылечить его, а затем нанять лучших юристов, благо деньги позволяли, и вернуть Оскорп законному владельцу.
Впрочем, мысль эта слегка пошатнулась, когда он увидел самого пациента. Осборн-старший был крупным, жестким и очень волевым человеком. Крейн, который не отличался внушительным телосложением, поначалу даже робел перед ним, но снаружи его охраняла вежливость, а изнутри толкала вперед фанатичная преданность делу, на этом они в итоге и сошлись. Джонатан был почему-то уверен, что сын такого человека должен быть непременно с развитыми мускулами и улыбкой с обложки журнала, красивый, успешный, звезда школы. Ну и насчет интеллекта всё понятно. Крейн ненавидел таких с юности, как и они презирали его, но сейчас всё несколько изменилось.
Когда он вошел в палату Гарри, то даже оторопел. Единственное, что совпадало с предполагаемым образом — красивый. Но совсем иначе, вопреки всем канонам XXI века. Хрупкий и бледный, почти мальчик, спал в такой позе, будто и во сне пытался защититься.
Неожиданно для себя Крейн сравнил его с нарциссом, на который кто-то наступил по неосторожности. Он с детства любил собирать гербарии. Как выяснилось позже, нарцисс оказался с колючками, но это хотя бы свидетельствовало о наличии у него ума.

Случай действительно был интересный, Джонатан почти не вылезал из лаборатории, сам стал еще худее обычного, но в итоге первая версия препарата была готова. Она прекрасно работала на образцах крови Осборна, но человек это не только кровь. Это тончайший механизм с несметным числом факторов, которые влияют на болезнь и выздоровление. Смоделировать ситуацию полностью было невозможно. Конечно, Крейн пробовал препарат на себе, ничего необычного он не заметил ни сразу, ни через несколько дней. Некоторые побочные эффекты присутствовали, но они входили в число ожидаемых. Он принял решение действовать.
Когда Гарри сообщили, что завтра будут испытывать на нем препарат, он почти не испугался. Его болезнь смертельна, он побывал Гоблином, чего еще ему бояться. Но всё же было как-то не по себе. Впрочем, Крейн испытывал не меньшее волнение естествоиспытателя.
Когда медсестра привела Гарри в небольшое помещение, залитое ярким светом, он слегка удивился, ожидая увидеть там хотя бы койку, но там было только кресло с ремнями по бокам, шкаф со всякими склянками и стол с непонятными приборами и бумагами. Его усадили в кресло. Ремни, конечно же, предназначались для рук и ног, как в плохих фильмах ужасов.
- А наркоз будет? - полюбопытствовал Гарри глухо, пока медсестра затягивала на нем ремни.
- Нет, мистер Осборн, вы должны быть в сознании, - ответил Крейн, который заполнял какой-то бланк за столом. - Иначе я не смогу оценить результаты в полной мере.
Гарри пожал плечами. Сильно кружилась голова, и он воспринимал действительность как бы немного со стороны, пусть делают что хотят. Медсестра тем временем успела набрать жидкости в шприц и протирала руку Гарри спиртом. Крейн нащупал пульс на другой руке и кивнул медсестре.
Гарри почти не почувствовал укола, потом ощутил легкое онемение на том месте. Прохладные пальцы на запястье ощущались куда явственнее. Осборн откинул голову назад и прикрыл глаза. Он не знал, сколько прошло времени, когда внезапно ему стало жарко, как будто поднималась температура. Крейн снова отошел к столу, и тут Гарри ощутил тяжесть внизу живота и явное возбуждение — непонятное, неуместное и даже под транквилизаторами стыдное. И с каждой секундой оно всё усиливалось. Гарри прикусил губу и покосился вниз. Ну конечно, член готов был прорвать ночную рубашку, это невозможно было скрыть. Подумать о чем-то противном не удавалось, мысли не слушались его, вся кровь, казалось, отлила вниз. Гарри тихо застонал, потому что представил, что Крейн сейчас обернется, и увидит это, только слепой бы не увидел.
Крейн действительно обернулся — на стон, и внезапно оказалось, что у него очень красивые глаза. Красные губы. Он дал знак медсестре выйти, подошел к Гарри и успокаивающе погладил по руке. Чуткие пальцы. О Господи. Гарри застонал еще громче и вцепился в эти пальцы так, словно только они и могли его спасти.
- Тшш, Гарри, всё хорошо. - Джонатан аккуратно отвел взмокшую челку со лба юноши. От этого простого действия Гарри аж задрожал всем телом. Чёрт, он не мог ничего с собой поделать, ему казалось, что он падает, что он расплавится сейчас или потеряет сознание.
Крейн осторожно высвободил руку и снова отошел сделать пометки, затем снял очки и положил на стол. Гарри, пользуясь тем, что его не видят, попытался потереться бедрами о кресло — от этого стало еще невыносимее. Он вообще не помнил, накрывало ли его так хоть когда-нибудь. А следующее впечаталось в память на всю жизнь, наверное, словно кадры кинофильма. Крейн подходит к нему. Ослабляет галстук и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. Гарри смотрит на него широко распахнутыми глазами и видит, как он опускается на колени — и кладет руки Гарри на бедра, от чего тот вздрагивает всем телом.
- Нет, нет, не надо… - пытается бороться его мозг, пока тело позволяет задрать на нем рубашку такими точными, уверенными движениями. А когда его член оказывается во рту Крейна, Гарри успевает подумать, что сейчас умрет, точно, потому что всё его тело превратилось в сплошной нерв, и еще ему продолжает быть стыдно. Он царапает ногтями подлокотники, выгибается, на глазах выступили слезы от шквала эмоций. Никогда ему не было так хорошо, так плохо, так стыдно, так…
Гарри надо совсем немного, и он кончает в этот мокрый и горячий рот с каким-то умоляющим стоном, а потом проваливается в забытье. Крейн пару раз проводит по его бедру кончиками пальцев, опускает рубашку и медленно поднимается с колен. Он находит салфетки и тщательно вытирает Гарри и кресло, потом полощет рот и моет руки с мылом — антибактериальным с приевшимся запахом химического яблока. Убеждается, что Гарри дышит ровно и глубоко, и нажимает кнопку вызова медсестры.
Когда Гарри перевозят в палату, Крейн садится заполнять бланк по итогам эксперимента. Он говорит себе, что должен быть честным и беспристрастным в описании эффектов. Конечно, он может не описывать то, что сделал он сам, но он обязан описать то, что происходило с Осборном. Впрочем, его беспокоит не столько это, сколько то, что эта реакция была в разы интенсивнее его собственной во время испытания препарата. Возможно, дело в возрасте или в эмоциональности — это еще предстояло выяснить.
Проходя мимо зеркала вечером, Крейн вдруг понимает, что он так и не застегнул верхнюю пуговицу, да и галстук не затянул. Непростительная вольность.

Первое, что обнаруживает Гарри, открыв глаза — что он лежит в палате, заботливо укрытый одеялом. Он может двигаться, но встать не может, потому что он слабее новорожденного котенка. Ощущения, как после большой хорошей факультетской пьянки, если не хуже. Гарри нащупывает возле койки большой железный таз, который там стоял специально для таких случаев, с трудом садится, и его рвет. Отставив таз, он засыпает снова.
Во сне Гарри видит, что у него большая семья, с мамой, папой, братом, сестрой и домашними животными. Папа его, а остальных он никогда не видел, но во сне ему хорошо и легко. У них уютный дом, с тем неизменным беспорядком, что бывает в больших семьях, зеленая лужайка и сад. Во сне он засыпает и чувствует, как его кто-то трясет за плечо. Гарри знает, что его будят, потому что пора в школу, но он поворачивается на живот и накрывается одеялом. Его продолжают трясти, и Гарри наконец просыпается по-настоящему.
- Поздравляю вас с участием в эксперименте, мистер Осборн, - Крейн сидит на его кровати и именно он Гарри и разбудил, - Я могу сказать, что результаты хорошие. Не идеальные, но хорошие.
- Спасибо. - Гарри действительно очень слаб, но он улыбается, впервые за долгое время, потому что это самая приятная новость из всех, которые бы он мог услышать.
- Следующий раз будет через три дня. То есть вообще через четыре, но вы проспали почти сутки, - Джонатан на пару секунд улыбнулся настоящей улыбкой в ответ, но тут же принял серьёзный вид, - И не забудьте поесть, мистер Осборн. Это обязательное условие.
Крейн поднимается с кровати и выходит, прикрыв за собой дверь. Гарри задумчиво смотрит на тумбочку, где действительно стоит подносик с больничной едой. Ну что ж, можно и поесть.

---

Пост поздравительно-эгоистичный

«Дорогой Пух! В этот знаменательный день…» Гхм.
Дорогой мой Дикки (и какими еще именами я вас называю),  Felix Kalinowski
В ЭТОТ ПРЕОТВРАТНЕЙШИЙ ДЕНЬ (тм) от всей души желаю вам гармонии и мира, спокойствия и юмора, чтоб выдержать наскоки всех жаждущих вас поздравить. И не озвереть в процессе)
Далее – пятиминутка эгоизма и картинка 19 века.
В последний день лета 2013 года, когда мы впервые обменялись посланиями, я был злым и нехорошим человеком, осерчавшим на весь мир и не верящим ни во что, кроме неизбывной дурацкой боли в сердце.
Но с тех пор, с каждым днем и каждым часом, что я могу называть вас своим – сначала собеседником, потом любовником, потом возлюбленным, а уже более полутора лет как супругом, – вы делаете меня лучше, а мой мир – прекраснее. Вы – моё счастье, мой «Свет Мировой», как любят говорить зубры-фанаты творчества Стругацких.
Будьте. Со мной, для меня, рядом, близко, всегда. В печали, радости, тоске, вдохновении, упадке и расцвете. Вы для меня прекрасны и бесценны – даже когда сами полагаете обратное. Я верю в вас и ваши силы, безоговорочно и полностью. Я поддержу вас всегда, буду рядом.
Я ревную вас ко всему миру, но если б вы не пришли в него, я бы никогда не встретил вас. И я благодарен — и миру, и вам.
Я очень вас люблю. Слова слабы, но будь я художником и создавая на вас ассоциацию, то получилось бы где-то так, как у Каспара Давида Фридриха:
Врата. Нойбранденбург (Neubrandenburg). 1817

смотреть

С Днем Рождения, мой хороший.

---

Благодарю вас, мой мальчик.

14.02.2016 в 15:03

Пишет  Felix Kalinowski:

Пост поздравительный частный
Написал вчера небольшой фик, по просьбам очень трудящихся выкладываю.
Фик я написал вчера, поэтому сегодня на него даже есть ответ. Брюс, спасибо вам, что вы писали ответ, хотя вставать вам, как я понял, было рано)

Фандом: Бэтмен (видимо, фанонный, я уж и не знаю)
Название: The golden cage
Жанр: слэш (поразительно!)
Рейтинг: R (может и NC-17, но не для меня )
Пейринг: Брюс/Дик
Автор: Felix Kalinowski
Посвящение:  Доктор Крейн.
Предупреждения:кого-то может сквикнуть стремление к полному контролю.

365 слов

Дик Грейсон действительно Чудо-мальчик для XXI века. У него нет зависимости от интернета, чьи просторы сильно ограничены той учетной записью, что настроена на его ноутбуке. Зато в его расположении вся библиотека поместья Уэйнов, которой восхищались все, кто хоть сколько-нибудь понимал в книгах. Дик в книгах не понимал ничего сверх того, нравится ли ему написанное или нет, но читать он любил.
У Дика не было зависимости от игр. Самих игр тоже было мало, встроенные, но ему и не хотелось чего-то большего. У него были ночные патрули с Бэтменом, там всё по-настоящему — осторожность, напряжение, страх, боль. Грязные переулки, мокрые крыши, маньяки, насильники и просто всякая шваль — о, этого хватало с избытком, от Готэма не убудет.
Дик почти ничего не знал о ценах на еду и проезд, о маршрутах общественного транспорта. Не сидел в больнице в очереди, где всем на тебя плевать. Когда он получал ранение, которое было слишком серьезным для домашних условий — всегда было кому довезти его до лучших врачей корпорации Уэйна.
У Грейсона нет аккаунтов в соцсетях. Даже не потому, что у него туда доступа, а потому, что ему не с кем там общаться. У него нет родственников и друзей вне поместья Уэйнов. Ему вполне хватало помогать Фоксу в том, что он позволял, попутно разбираясь во многих технических тонкостях. Хватало рассказов Альфреда. Хватало Брюса. Более того — Брюс был для него всем.
Да-да, всем. Он тренировал Дика, доводя того до изнеможения, отрабатывая одни и те же движения бессчетное число раз — но поэтому Дик всё еще жив и здоров. Обрабатывал раны и синяки. Боль отступала почти сразу же, и именно в этот момент на глаза Дика наворачивались слёзы, которые он изо всех сил пытался скрыть.
Любил. Брюс знал про Дика всё: как он любит спать, как горячо и тесно внутри него, как он вскрикивает, и как отдаются в ладони вибрации, если прихватить горячую шею. Как всё еще умудряется отчаянно краснеть, когда Брюс брал у него в рот или терся щекой о напряженную ногу. Брюс знал, как вытрахать все мысли из этой юной головы на ближайшие пару часов. Как сделать так, чтобы они кончали почти одновременно.
У Дика Грейсона никогда не было проблем с девушкой, родителями или школой — и это его более чем устраивало.

---

"Метод Брюса Уэйна"

Для вас, мой драгоценный мальчик,  Felix Kalinowski. Надеюсь, вам понравится. И я буду польщен, если вы опубликуете у себя ваше произведение, написанное для меня и посланное в почту. Я могу сделать это сам, но мне будет приятно, если это сделаете именно вы, мой мальчик. Я обожаю ваш стиль и каждый раз получаю огромное удовольствие, читая посвященные мне ваши творения. Они вдохновляют меня всегда, и в этот раз тоже.

Мой дом – моя крепость – мои правила. Это аксиома, которая не обсуждается. Грейсон узнаёт о ней почти сразу, как приходит в себя после стычки с остатками Лиги. И, наверное, поэтому – как был, в пижаме, – делает попытку сбежать. Потом вторую. Третью. Пятую.
– Мастер Дик, в следующий раз он обещал приковать вас наручниками, - после шестой попытки невозмутимо констатирует Альфред. Под просчитанной невозмутимостью щекочется ирония: юный пленник и дворецкий за последние три недели прекрасно научились понимать друг друга.
– Альфред, в следующий раз я не попадусь, – хорохорится Грейсон, морщась от боли в поврежденной ноге: несмотря на умело наложенную повязку, растревоженная при побеге рана снова напоминает о себе. – Что, прямо так и сказал? – почему-то мысль о подобных планах кажется ему занимательной, он даже не успевает удивиться этому, когда представляет, а каково это.
– Вы можете себе представить мистера Уэйна, говорящего обиняками? – уже открыто иронизирует Альфред, поправляя одеяло и явно наслаждаясь тем, как на лице Дика отразилось сочетание мыслительного процесса и эмоций. – Совершенно верно. Доброй ночи, мастер Дик.
Оставшись в одиночестве, Грейсон пытается успокоиться. Даже мужественно берет с тумбочки книгу – достать до полки с постели не получилось – но увидев ее обложку, отбрасывает как змею подальше. Зря: среди мягких складок покрывала томик Набокова выглядит как прямое издевательство. Дик едва не воет, и решительно гасит ночник. Темнота скрывает внешние раздражители, но дает карт-бланш подсознанию.
Он ощущает, как запястья холодит металл наручников – тех самых, которыми его обещали приковать. Юноша поднимает руки к спинке кровати, ухватившись за нее, крепко зажмуривается, имитируя временную слепоту. В мыслях Грейсона прикован он непременно к постели и непременно раздетый. И как сейчас – не видящий ничего вокруг из-за повязки на глазах. Предсказуемо обостряются остальные чувства: слух сквозь шум крови в ушах ловит звук чужого дыхания и шорох одежды; обоняние – отмечает лишающий воли запах, тот самый, что окутал его перед обмороком три недели назад; вкус заставляет исходить слюной от желания попробовать на язык чуть шероховатую кожу ладони, что так спокойно и властно скользит по обездвиженному телу. Лучше б почитал «Лолиту», обреченно сдается Грейсон, выгибаясь навстречу прикосновению – уже не воображаемому, а настоящему.
– Кто бы мог подумать, – вторая ладонь Брюса ложится юноше на глаза, – что из всех моих аргументов на тебя подействует именно этот, – в ответ на очередную ласку Дик едва удерживается от стона. Страха нет: чуткий от природы, Грейсон давно уже убедился, что в доме Уэйна ему безопасно, как нигде и никогда не было. И потому даже прямые угрозы его свободе – вызывали протест скорее по инерции. Сейчас же – будто сработал пусковой механизм, и его тайные желания обретают форму, как вылитый в воду воск. И сам Грейсон, будто тот воск, изгибается и плавится.
– Не открывай глаза, - шепчет Брюс в самое ухо, перехватывая и удерживая его руки, и целует Дика, проглатывая его стон. Напряженная поза, чужие сильные пальцы, плотный обхват ладони вокруг члена, – Грейсон как-нибудь потом докажет, что способен продержаться дольше, но в этот раз, в первый, – он всхлипывает в поцелуй, кончая. Как-нибудь потом он еще скажет всё, что думает о деспотах и их методах. Как-нибудь. Когда-нибудь. Но точно не сейчас, когда перед блаженной слабостью удовлетворения отступила даже боль в ноге.
Брюс вытряхивает из покрывала «Лолиту», и вытягивается под одеялом рядом с Грейсоном, обнимая его. Засыпая, Грейсон осознаёт, что едва отдышавшись он дал себе зарок: сбежать, если Брюс уйдет. Сбежать в седьмой раз. А теперь не придется. Дик засыпает, улыбаясь.
«Мой дом – мои правила. И ты тоже – мой. Мой Чудо-мальчик», – Брюс целует спящего в висок, прикидывая в уме открывающиеся перспективы.

---

Прежде чем войти в клетку с тиграми, потрудись запереть своих внутренних демонов.
Иначе тебя сожрут.
Глупо и нелепо.
А клетка с тиграми - весь мир.

---

Брюс любит своего Дикки. А Дикки любит Брюса.

Спасибо, мой Чудо-мальчик. Обожаю вас.

05.02.2016 в 11:24

Пишет  Felix Kalinowski:

Итак.
*дурным голосом* дееень рождения только рааааз в годуууу

трогательная часть

Вообще я хотел сделать этот пост пошлым, чтобы мы оба не рыдали, но я слишком коварен но вк вчера появилась дивная картинка. Ноосфера традиционно нам подыгрывает. говорит, РЫДАЙТЕ ОБА
Итак, сегодня день рождения  Доктор Крейн
а также скоро Бэйла, Дехаана, Бэтмена и меня

Поскольку мы снова упоролись, всё дальнейшее повествование такое и будет.
Вот этот комикс всё выражает:





(с)

Но тем не менее.
Вообще каждый день, но сегодня особо есть повод выразить радость, что у меня есть наставник и замечательный спутник жизни, с которым мы прошли через всякие полужопия (устроенные мной). Я счастлив, что сейчас эпоха цифровой связи, когда расстояние не помеха, а колесо уже изобрели!
Всуну сюда традиционную фразу, что Брюс видел меня больным, пьяным, рыдающим, но и не только. Кхм. Всяким видел, а всё еще не убежал.
По этой вашей соционике мы Наставник и Гуманист. Я наставляю разве что палец, лорнет и пистолет, а Брюс действительно делает мир лучше. Я научился смотреть на жизнь иначе, стремиться к развитию и быть более заботливым, любить себя и ценить каждое живое существо. а потом мы вместе уйдем в Тибет

Посему дорогой мой Брюс, желаю:
- традиционно здоровья, чтобы каждый день был в радость вам и окружающим
- наличия материальных благ в той мере, в какой их достаточно, но чтобы они не завалили
- творческого и научного роста, новых открытий, достижений и информации, конечно
- мудрости не огорчаться тому, что от нас мало зависит
- нормального меня, чтобы не приходилось использовать метод Гадкого Всего
- ну и вообще, чтобы мир улыбался и был как в детстве. Такой волшебный.

и такая очень умильная песня. Я её даже раньше пропускал от её умильности.

Cкачать Операция Пластилин Регги бесплатно на pleer.com

и долгожданный разврат!

1. Не тот Робин, но Дэдпул одобряэ!

(с)

2. Дик, в ожидании комфорта

(с)

3. Валяния/валяшки

(с)

4. Без комментариев. И ведь ни шрама, ни лишнего волоска!

(с)

5. Умилятор

(с)

6. И то, ради чего затевался пост! И нет, её не для меня рисовали, нно)

(с)

Ну и уже не Найтвинг, но я не смог удержаться :З

7. Брюс!

(с)

8. Дэдпул (одобряэ)

(с)

---

Пост семейного уюта.

24.10.2015 в 23:30

Пишет  Рикори:

О хорошем
Я не умею писать такие посты. Более того, я слабо понимаю, стоит ли их писать, потому что кому надо - те и так все знают, а остальным вряд ли интересно.
Но ко мне приезжал Крейн, на целых 2 недели. Мы сделали очень много дел.

А далее вопиющие подробности бурной личной жизни, ахтунг!

Для начала я выгрыз неделю отпуска. Потом мы три дня искали вязаные жилетки, и даже нашли целых две (по две на морду). Время прошло под знаком Нолана, мы посмотрели 1 и 2 части трилогии (а также кучу серий Друзей, два мультика, две комедии Брукса, Назад в будущее 3 - и это не предел).
Мы связали вместе спицами шарфик, при том, что никто толком не умеет вязать.
Сходили в магазин йоги, куда Крейн потом ходил еще. Ели котлеты из нута, нашли вкуснейшее вегетарианское кафе. Заказывали пиццу. Пили пиво. Пытались попасть в дацан, но именно в этот день он был закрыт. Искали на апражке трусы и носки, дада, и нашли.
Дважды были в Галерее, теперь мне от нее плохо)
Отчаянно мерзли дома и кутались во все подряд. Встречались с Винсентом, которого Крейн дважды кормил супом. Встречались с Рокси, с которой посетили дом ученых, где ничего не было)
Одну неделю я работал, а Крейн собирал материал для своей работы. Я починил его компьютер, хотя это не удавалось дня три.
Иногда мы ругались, но потом мирились. У нас один раз погасла колонка в ванной, и мы плясали, пытаясь её разжечь.
Один раз у меня дико болела голова и меня тошнило, но Крейн не сбежал в ужасе.

Никто ни разу нас не побеспокоил, мне не было страшно, что кто-то придет и помешает, причем осознал я это только в конце отпуска Крейна.

Я могу писать еще много чего такого и мало эмоций, потому что эмоции выплавились во что-то более твердое и естественное, простое и удобное.
Но очень хочется оставить цитату:

«Мне больше не нужно спрашивать себя: «Люблю ли я Ольгу?»
Если мужчина сегодня для своей возлюбленной мажет вазелином черный клистирный наконечник, а назавтра замирает с охапкой роз у электрического звонка ее двери — ему незачем задавать себе глупых вопросов.
Любовь, которую не удушила резиновая кишка от клизмы, — бессмертна». (с) Анатолий Мариенгоф. Циники

немного фото

Джонатан, зная пароль, может дополнить пост, как он уже разок сделал.

---

По Питеру слона водили…

…или Сказ о семейном отпуске четы Крейнов-Осборнов.

Служебные обязанности супругов не оставляют им много свободного времени, потому дни для совместного отдыха буквально довелось выкраивать. Крейну – из напряженного распорядка жизни клиники Аркхэм, Осборну-младшему – из наполненных информационными вопросами будней компании ОСКОРП. Впрочем, наградой стали две прекрасные недели: первая – мирного семейного досуга и вторая – культурно-научной разведки. Вот таков он, идеальный отпуск по мнению Крейна:
Готовить кофе и омлет по утрам; проводить дни за своими делами, чтоб встретиться вечером для прогулки, принять вместе ванну и лечь спать в обнимку; поругаться из-за меню на ужин и помириться в магазине косметики; исходить вдоль и поперек шмоточные лавки и базар (дорогой, благодаря вам и Винсенту я впервые побывал на пресловутой Апражке); создать совместными усилиями шарфик (я помнил, как набирать петли, вы – как закрыть ряд, мы передавали друг другу спицы под сериал «Друзья» и комедии Мела Брукса, и кстати – ведь это ж можно сказать наш первенец, первое законченное совместное произведение, СЕРЬЕЗНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, мистер Осборн); дарить друг другу трусы, теплые гетры и толстовки (а это уже не СО, это уже настоящие старые супруги, в браке много лет); пить пиво под телевизор и пиццу (на диване, который видел от нас куда менее целомудренные занятия, и наверное до сих пор в недоумении, впрочем алкоголь я и в этот раз умудрился разлить на паркет); встречаться с общими друзьями (уважаемый Винсент, я был счастлив общаться с вами в мирной обстановке, дорогая Рокси, я очень рад наконец узнать вас в реальности); спать в обнимку, подтыкая друг другу одеяло, чтоб не задувало, пока квартира не прогрелась хоть немного, и проснувшись вместе поутру бежать по очереди в уборную по холодному полу, чтоб потом вернуться в теплую постель под бок… Это – и многое другое.
За каждую минуту я благодарен вселенной и моему ненаглядному Гарри.
Кроме того, мистер Осборн вправил мозги моему рабочему аппарату – ноутбуку – сделав возможным не только написание этого краткого отчета, но и мою профессиональную деятельность.
Спасибо вам, солнышко. Я очень вас люблю и очень жду новых встреч, бесед, ночей и утр, ванны и душа, завтраков и разлитого пива, сонного фырканья и теплых объятий. СО, дорогой мой. Идеальные отношения.

P.S.
В качестве важного дополнения, прошу вас, Гарри, опубликуйте на своем дневнике фотографии, могущие стать иллюстрациями к этой кратко изложенной саге.
На нижеследующих же фото - мы с вами и вы с Рокси.

---

До чего ж это хорошо, найти своего педика. (С) мой Гарри Осборн.
Истинно так, чудо моё.

---

Дорогой мой Гарри, это очаровательно.

Мистер Осборн, я с удовольствием поучаствую в написании. Как только позволят обстоятельства.

15.09.2015 в 23:19

Пишет  Рикори:

Посвящаю  Доктор Крейн, про Гарри Осборна и Крейна, никакого рейтинга ваще нет.
Возможно допишУ, возможно допишЕМ.

и да, меня что-то так прям вставило, ух.
также нашел идеальную музыку, случайно. услышал-вздрогнул-накрепко связал в голове.


Download ForstWolfin Nebula for free from pleer.com

675 слов

В комнате не было окон. Был диван, книги на разных языках, игровая приставка и журнальный столик. Были небольшие лампочки под потолком, которые иногда приглушали свою освещенность, и тогда Гарри решал, что наступил вечер или ночь.
Он не знал, сколько был здесь. У него забрали часы и телефон, связи с внешним миром фактически не было, и что самое странное - Гарри это волновало меньше всего. Он там никому не нужен, а если кому и нужен, то только для решения проблем.
Ему не привыкать было к изоляции. Всю юность он провел в этих чертовых интернатах, где никто не желал учиться, все только пили, отрывались, нюхали всякую дрянь, а наутро блевали куда придется. Здесь хотя бы спокойно и кормят хорошо.

Когда к нему пришли, Гарри как раз играл в какую-то невероятно тупую двумерную игру и даже не соизволил выказать интереса. Пришли и пришли, подумаешь. Когда пришедший представился психиатром, Гарри и вовсе мысленно закатил глаза. В его первом интернате этим психо-как его там была седая дама, истинная английская леди. Она читала лекции о правильном поведении. На одной из них она сказала, что заниматься тем, чем некоторые гадкие мальчики занимаются, когда не держат руки на одеяле - это безнравственно. Тогда еще Саймон с предпоследней парты громко спросил: "Это дрочить, что ли?". Все просто легли от хохота, а автора вопроса, кажется, высекли розгами.
В Хайберри их всех заставляли проходить всякие дурацкие тесты, рисовать непонятные фигуры. Гарри каждый раз давал самые идиотские ответы на вопросы, вроде того, что на тесте Роршаха он видит тест Роршаха,в надежде, что от него отстанут наконец. Но тесты продолжались, ответы, кажется, никто не читал, а просто убирал в пыльную папочку с номером конкретного класса.
В сложившейся ситуации все немного отличалось. Во-первых, Гарри был не в школе, а в серьезном заведении. Он на самом деле не совсем понимал, что это, похоже было немного на санаторий. Во-вторых - чего таить - тут было довольно скучно большую часть того времени, когда Гарри не спал, поэтому он был рад даже такому развлечению, как идиотские тесты.
В-третьих, тестов никаких не было. Вошедший пожал ему руку, представился доктором Джонатаном Крейном и сказал, что для него большая честь работать с сыном Нормана Осборна. Гарри пожал плечами - эту фразу в разных вариациях он слышал сотни раз. Остальное он примерно предугадал: что, мол, каждый из нас может оказаться в тяжелой жизненной ситуации, но всегда можно найти выход, и он, Крейн, поможет Гарри найти выход, но только в том случае, если сам Гарри приложит к этому усилия. Гарри сказал, что конечно же приложит, лишь бы этот тип в очочках поскорее свалил - 39 уровень тетриса казался гораздо более интересным.
Уходя, Крейн пожал Гарри руку вновь и выразил надежду, что их сотрудничество будет продуктивным. Это так напомнило Оскорп, что Гарри внутренне передернуло, и он мысленно послал доктора в общеизвестном направлении.

Этой ночью ему приснился кошмар. Возможно, подсознание наконец отошло от стресса и стало выдавать наружу все то, что в нем скопилось. Во сне в Гарри стреляли из длинных винтовок, долго целились. Он мог бы убежать, но тело не слушалось, не удавалось даже закричать. Боли во сне не было, но кровь текла из ран, и Гарри понимал, что он сейчас умрет от потери крови, прямо на этом месте. Он стремительно проваливался в вязкую темноту и очнулся почему-то на полу возле кровати. Горел приглушенный свет, датчик на запястье часто пищал, а рядом стояла медсестра. Она помогла Гарри подняться. Тот хотел лечь на кровать и снова уснуть, но тело била крупная дрожь. В приоткрытую дверь вошел Крейн, мельком вглянул на Гарри и протянул ему пластиковый стаканчик с резко пахнущей жидкостью. Гарри выпил ее одним глотком, после чего молча лег на бок и провалился в сон. Забирая стакан, Крейн ненароком коснулся пальцев Осборна-младшего - они были просто ледяными.

Следующее утро встретило Гарри прибавкой в виде двух новых таблеток к его ежедневной "дозе" - он нашел их на журнальном столике, где медсестра всегда оставляла лекарство, и едва ощутимым сладковатым запахом, словно бы шлейфом дорогой парфюмерии. Уж этого Осборн нанюхался за время всяких встреч, банкетов и приемов. Запах не был неприятным, но казался таким чужеродным тут, что сразу захотелось проветрить. В этот момент Гарри снова вспомнил, что окон в этой комнате нет.
***

+545 слов

- Это нормально, Гарри. Тебе не о чем беспокоиться.
Гарри медленно приходил в себя. Конечно, что бы с тобой ни случилось, тебе всегда скажут, что это нормально, потому что тебя все равно держат за психа.
Пару дней после того случая всё было вполне обычно, но вот он снова сидит на своей кровати и пытается выглядеть спокойно. Во сне Осборну показалось, что он задыхается, как будто не хватало воздуха - и он проснулся. Кровь ощутимо билась в висках, голову распирало изнутри, и это ощущение пугало. Гарри не слышал, чтобы его индикатор состояния пищал, возможно, это произошло до пробуждения. Даже сейчас воздух, казалось, застревал в легких, не доходил в самую глубину.
Крейн явился почти сразу же, как только Гарри проснулся, присел на край скомканной постели. В приглушенном свете лицо его казалось усталым, и Гарри чувствовал себя неловко, неуютно со всех сторон. Дело было не только в мысли, что он мешает спать персоналу больницы, сколько в чем-то еще. Уязвимость и некая ирреальность, как будто ты все еще спишь, но думаешь, что проснулся.
Крейн вполголоса рассказывал что-то о том, что психика человека очень гибкая. Зачастую при сильном стрессе человек мобилизуется и совсем не чувствует страха - ни до, ни после стрессовой ситуации. Зато потом могут возникнуть панические атаки и даже галлюцинации при, казалось бы, самых безобидных условиях.
При слове "галлюцинации" Гарри фыркнул. В его жизни было слишком много того, что он бы охотно списал на галлюцинации, забыл и никогда не вспоминал. Иногда он представлял, что нынешнее его положение тоже сон, и проснется он в общей спальне очередного колледжа - холодным серым утром с умыванием холодной водой, недовольным ворчанием и сальными шуточками соседей. Это было бы куда веселее, но увы.
Крейн периодически заходил к нему и "днем", то есть когда свет был ярким, спрашивал дежурное "как дела", Гарри отвечал дежурное "нормально". В этот момент они оба притворялись и оба же это понимали. Нормально явно не было хотя бы потому, что кошмары никогда не снились Гарри так явно, как будто это было на самом деле, он и не помнил, когда до этого проклятого всего просыпался в паническом ужасе. Возможно, виной тому новые таблетки, но днем мир для Гарри был как-то безразличен. Все стало... странным. Как будто мягким, пластилиновым, немного искусственным. Будто смотришь кино или играешь в компьютер. Как на фотографии с пониженной резкостью.
А когда засыпал - и особенно когда просыпался в неурочное время - резкость набрасывалась с удвоенной силой, оглушала, наваливалась. К счастью, медсестры или сам доктор всегда были рядом. Как сейчас. И несмотря на то, что днем они действительно раздражали Осборна, мешали ему, сейчас он был скорее благодарен.
Голос Крейна убаюкивал, резкость понижалась. Вновь проваливаясь в сон, Гарри еще видел - или ощущал, как Крейн встал с кровати и дотронулся до его острого, натягивающего тонкую ткань рубашки плеча. Затем вышел, бесшумно прикрывая за собой дверь. Возможно, Гарри просто показалось, но это не так важно. Зато теперь можно вытянуть ноги.

После этого случая медсестра сообщила, что групповые терапевтические занятия для него заменяются индивидуальными. Конечно же, как только будет виден прогресс, он снова сможет вернуться к групповым, если захочет, и если Гарри не выпишут до того.
Это вызвало кривую улыбку. Идти ему было совершенно некуда, он не скучал ни по кому из прошлой жизни. С одной стороны, вроде как и хотелось выйти, с другой - пластилиновое безразличие лишало тревоги по этому поводу, поэтому известие Осборн воспринял с ожидаемым равнодушием.

---

Мы живем в информационной вселенной.

---

Кью, my beloved clever boy.

 Рикори, мой мальчик, букет от вас в честь нашей второй годовщины - это так романтично.
Ваш старый Тьяго растроган и счастлив - до дурацкой улыбки и ушей вразлет.
Люблю вас, чудо. Воистину, с таким сокровищем, как вы, расстояние не имеет значения. *картинно смахнул сентиментальную слезу*

дурацкий счастливый Тьяго

---

Милый мой Кристо, это - для Вас.

12.08.2015 в 14:48

Пишет  daily_kitten:

Красава
И напоминает он...

открыть

Трандуила! Котошоп от  tenshineko

---

Для моего ненаглядного пленного креола.

Мой любимый, мой чуткий мальчик. Ваши строки, стихи и проза, написанные мне, неизменно трогают меня, а ваша любовь - моя величайшая ценность.
Мы снова разделяем одно увлечение, и я рад снова посвятить вам вдохновленную им миниатюру: о Григории Печорине, страницы из его туманного прошлого.

Ночь,
комната,
два человека

текст

В людском существе всё склонно к обману: глаза, брови, волосы, губы, язык. Может быть обманчива походка, фальшивы жесты. Всем известно, какими лживыми бывают слова. Но руки – всегда проявят истинную натуру, не обманут никогда.
Возможно, именно поэтому перво-наперво в человеке Алексей всегда обращал внимание на руки. В детские и отроческие годы это казалось невинным исследованием, в юности превратилось в настоящую обсессию, да таковой и осталось в зрелости.

- …Григорий, обоюдно, - принимая дружеское пожатие, Алексей ощутил, будто касается совершенства, святыни. В нем однако не дрогнул ни мускул, подконтрольная за четверть века одержимость ничем не проявилась вовне. Чтобы заметить это, так же безошибочно ощутить через кожу, требовалась сопоставимая тонкость чувств. И в этот миг первого – дружеского – соприкосновения пальцев оба поняли на телесном уровне то, что потом в течение лет пытались – порою безуспешно – облечь в слова.

Нечитаемое выражение в глубине темных глаз, бледный лоб, искривившиеся в горько-вызывающей гримасе тонкие губы. Такая же вызывающая поза – вошел, остановившись у двери, вальяжно опершись спиной на грубо обтесанные доски – будто на персидский ковер, что висел на стене в их спальне в Петербурге. Платок, обернутый вокруг левой кисти, спорит с ее белизной. На платке вышитый вензель – прописное «М». Отчетливо проступающие пятна крови выдают кощунственную причину этой незатейливой драпировки.
- Алеша, напрасно ты отказался и не пошел, - в голосе Григория провокация с отдаленной ноткой истерики на дне. Поднявшийся от стола Алексей молча сломал в пальцах перо. – Просидел весь вечер, как сыч, небось. Напрасно. Княжна премила. Даже одолжила мне свой платок, - Печорин с картинною мечтательностью поднес к лицу израненную руку, намереваясь не то поцеловать, не то вдохнуть запах с ткани. Не успел: запястье перехватило как тисками, вторые тиски сдавили шею сзади, - увлеченный, он упустил момент, когда Крестовский оказался слишком близко.
- Алеша, - Григорий дернулся было, но ощутив боль от железной хватки, предпочел покориться, позволив практически оттащить себя к узкому дивану в углу и усадить на него.
- Молчите и не двигайтесь, или я за себя не ручаюсь, - за официальным слогом и за словами, произнесенными тихо и безучастно, Печорин с внутренним торжеством прочел дикую ярость и ревность.
- Руку, - Григорий вытянул руку на близстоящий стол. Узоры пятен и вензеля на платке открылись во всей красе и дерзости в свете лампы. Пальцы Алексея, взявшиеся за края импровизированной повязки, чудились карающей порок десницей.
- Сама вышивала, Марья-искусница, - Печорин с удовольствием наблюдал опущенные ресницы, сомкнутые губы, ощущая волны угрозы. Сознательно нарушая запрет и напрашиваясь. – Уж не для меня ли, - он снова слегка улыбнулся, напряженно и с ликованием ожидая взрыва.
Алексей не сделал ни одного лишнего или резкого жеста. Спокойно размотав ткань, он скомкал платок. Поднял взгляд на лицо Гриши, у которого от этого взгляда как разряд пробежал по коже. Вздрогнув, Печорин непроизвольно облизнул губы. Будто не заметив этого, Алексей всё так же спокойно протянул ладонь к его подбородку, огладил почти ласково. Откликнувшись на нежданную нежность, Печорин вдруг ощутил резкую боль в челюсти. И в его открытый силой рот всего мгновение назад ласковые пальцы затолкали надушенный платок княжны.
- Я сказал – молчать и не двигаться, друг мой, - почти-ласка ощущалась теперь и в голосе Алексея. – Вы сделаете себе же хуже. А на сегодня этого и так достаточно, - ошеломленный неожиданным поворотом (ему еще никогда прежде не случалось доводить Крестовского до рукоприкладства всерьез), Печорин кивнул, сморгнув выступившую слезу. Алексей снова взял его за руку – глубокие ссадины на костяшках оттеняли совершенство неповрежденных участков – и прижался губами к наименее подсохшей ранке.
Гриша вздрогнул всем телом: не столько от боли, сколько от нового потрясения. Заглушенный кляпом стон завибрировал в глотке. Даже пожелай он пошевелиться – не смог бы, словно оцепенев, полностью во власти губ Крестовского. Алексей, будто одержимый, целовал и зализывал ссадины, прикрыв глаза и полностью отдавшись своему странному занятию. Методично и не спеша, сосредоточенно, постепенно переходя от одной сочащейся кровью царапины к другой.
Казалось, прошла вечность. Время изменило ход. Закончив, Крестовский медленно поднял голову. Блестящие от слюны и крови губы и лихорадочный блеск в глазах, вкупе с таким же бледным, как у Гриши, лицом, делали его похожим на демона-вампира.
- Гриша, - от недостатка воздуха и остроты переживания Печорин был близок к обмороку. Тело ощущалось будто чужим, необычно легкая голова кружилась. На голос друга он едва смог разомкнуть мокрые ресницы, - Гриша. Очнись, - Алексей погладил его по щеке обжигающе-горячими пальцами, Григорий потянулся за прикосновением, снова прикрыв глаза. – Хороший мой, зачем ты так, - Крестовский аккуратно вытащил мокрый платок из его рта, отшвырнул. Григорий едва не застонал от облегчения, вдохнув пересохшими губами. – Зачем, Гриша, - Алексей встал перед ним на колени, обнял, прижав к себе, как ребенка.
Печорин и правда сейчас был беспомощен, как дитя или как больной, только-только оправившийся после тяжелого приступа. И такое же чувство свободы, какое бывает при отступившей хвори, нахлынуло на него. В обьятии Алексея, в частом тяжелом ритме его сердца, в ощущении тепла тела через ткань их сорочек, - именно в этом была правда. Княжна… Пусть её. Григорий непослушными руками обхватил Крестовского в ответ, чувствуя, что его укладывают на диван. И провалился в забытьё.

В людском существе всё способно к обману, снова размышлял Алексей, слушая тихое дыхание на своей шее. Всё, но только не рука, доверчиво покоящаяся на его груди.

---

Я люблю свою работу.

Действительно, люблю.
Но на примере последней выставки, над научным аппаратом которой полгода титанически трудились шесть человек, не покладая рук и мозгов, стало наглядно ясно-понятно, что людям по-прежнему нужны цирк и википедия, а не высокое искусство и научные открытия. Даже если последние изложены в лёгкой популярной форме (над такими миниатюрными статьями их авторы сидят сутками).
Людям похрен, что в картине мундир офицера или платье принцессы могут дать бесценные сведения об авторе произведения и времени его создания.
Зато люди пищат от восторга, когда им показывают паршивенький муляж псевдоисторического костюма.
Я люблю профессионалов и уважаю ремесленников.
Но я терпеть не могу, когда подменяют понятия.
И от осознания того, насколько бесполезно всё проделанное нами, - бесполезно и неинтересно для 99% процентов человечества - у меня просто опустились руки.
Нет, уже к сегодняшнему вечеру я найду обоснуй для того, чтоб работать и жить дальше.
Но сейчас так паршиво и бессмысленно.