Нет ничего святого.
Мой ненаглядный Гарри Осборн, он же Робин, написал для меня фик по одному из наших многочисленных ОТП.
Я считаю, что как сам Гарри идеален для меня, так и в его произведениях безупречно сочетаются логика сюжета и оправданность эмоций.
Благодарю вас за это чудо, мой мальчик. И с удовольствием цитирую вашу запись у себя.
Я считаю, что как сам Гарри идеален для меня, так и в его произведениях безупречно сочетаются логика сюжета и оправданность эмоций.
Благодарю вас за это чудо, мой мальчик. И с удовольствием цитирую вашу запись у себя.
20.02.2016 в 23:55
Пишет Felix Kalinowski:И очередной фик. Просили выложить - исполняю)
Фандом: Марвел и Диси, кроссовер
Название: Эксперимент
Жанр: слэш (поразительно!)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Джонатан Крейн (который Мёрфи)/Гарри Осборн (который Дехаан)
соответственно предыстория тоже того Осборна.
Автор: Felix Kalinowski
Посвящение: Доктор Крейн.
Предупреждения: и тут я задумался. Сомнительное согласие, во!
О том, какие неожиданные эффекты порой даёт лечение, и как с ними справляться.
1774 словаСтранная штука жизнь. Сначала ты живешь себе, думаешь, куда бы сходить сегодня вечером и чем заняться в выходные. Потом ты вдруг ты узнаешь от собственного папаши, которому никогда не было до тебя дела, что ты болен тем же, чем и он, и осталось тебе не так уж много.
А потом ты становишься Зеленым Гоблином.
У Гарри был как будто огромный провал в памяти, дыра, куда затянуло всё, от момента укола паучьей сывороткой и до того, как он оказался в этой чертовой клинике. Здесь же обнаружилось, что сыворотку нейтрализовать удалось быстро — потому он выглядел теперь нормально. Ну как нормально? Слипшиеся волосы, запавшие глаза и потрескавшиеся губы, также к этому прилагалась абсолютно идиотская больничная рубашка. Из фильмов Осборн знал, что у женщин есть ночные рубашки для сна, но они и то выглядели лучше. К своему почти 21 году он не видел спящих женщин. Даже в редких воспоминаниях о детстве их не было. Девочки в колледже спали в чем угодно, кроме этого. Большей частью они приходили с вечеринок и падали в чем были. Иногда им удавалось снять одежду и упасть уже в белье, а наутро в ужасе пытаться смыть оставшийся с вечера макияж. У кого-то были короткие пижамки, ну знаете, майка и трусы с милыми картинками из ближайшего торгового центра.
Впрочем, Гарри был уверен, что женщины в его семье непременно бы спали в шелковом одеянии и с легкой укладкой.
Нейтрализация сыворотки означала то, что он перестал быть Гоблином, но не означала, что болезнь перестала пожирать его изнутри. Так сказал ему врач в белом халате, накинутом поверх костюма. Он внимательно смотрел на Гарри, то ли с печалью, то ли с интересом и говорил, что его случай уникален, поэтому утвержденных лекарств нет. На данный момент можно замедлить развитие болезни, но для излечения потребуется время, усилия и… эксперименты. Гарри слушал и соглашался, пряча под тонким одеялом ноги, нелепо торчавшие из того, во что его вырядили.
Такая честность подкупала, это лучше, чем обещания, что тебя спасут. Нет ничего хуже ложной надежды.
Во всей этой ситуации был большой плюс — вспышки ярости и отчаяния Осборна исчезли, были разве что маленькие зачатки. Иногда безумно хотелось выпить, но это проходило с каждым следующим уколом, после которого мир становился вязким и ирреальным. А чего злиться? У него нет семьи, нет целей, нет друзей, разве что Паркер, ему некуда и не к кому идти.
Гарри еще не знал, что девушка Питера погибла по вине Зеленого Гоблина.
Фармакология была смыслом жизни и страстью Джонатана Крейна. Он почти не был в курсе того, что происходило за пределами лаборатории — если это, конечно, не касалось его интересов. История с Осборном была как раз из событий второго типа. Пока Норман хотя бы формально был главой Оскорпа, Крейн тесно с ним сотрудничал, закупая оборудование и химические реактивы для своей лаборатории, большая часть из которых была, конечно, нелегальна. После смерти Нормана начался какой-то беспорядок, и вместо любимого и ценного клиента Крейн начал чувствовать себя помехой. Это ему не нравилось.
Когда Джонатан узнал, что в его клинику попал сын Осборна-старшего, он поначалу даже не поверил. Моментально в голове родился план вылечить его, а затем нанять лучших юристов, благо деньги позволяли, и вернуть Оскорп законному владельцу.
Впрочем, мысль эта слегка пошатнулась, когда он увидел самого пациента. Осборн-старший был крупным, жестким и очень волевым человеком. Крейн, который не отличался внушительным телосложением, поначалу даже робел перед ним, но снаружи его охраняла вежливость, а изнутри толкала вперед фанатичная преданность делу, на этом они в итоге и сошлись. Джонатан был почему-то уверен, что сын такого человека должен быть непременно с развитыми мускулами и улыбкой с обложки журнала, красивый, успешный, звезда школы. Ну и насчет интеллекта всё понятно. Крейн ненавидел таких с юности, как и они презирали его, но сейчас всё несколько изменилось.
Когда он вошел в палату Гарри, то даже оторопел. Единственное, что совпадало с предполагаемым образом — красивый. Но совсем иначе, вопреки всем канонам XXI века. Хрупкий и бледный, почти мальчик, спал в такой позе, будто и во сне пытался защититься.
Неожиданно для себя Крейн сравнил его с нарциссом, на который кто-то наступил по неосторожности. Он с детства любил собирать гербарии. Как выяснилось позже, нарцисс оказался с колючками, но это хотя бы свидетельствовало о наличии у него ума.
Случай действительно был интересный, Джонатан почти не вылезал из лаборатории, сам стал еще худее обычного, но в итоге первая версия препарата была готова. Она прекрасно работала на образцах крови Осборна, но человек это не только кровь. Это тончайший механизм с несметным числом факторов, которые влияют на болезнь и выздоровление. Смоделировать ситуацию полностью было невозможно. Конечно, Крейн пробовал препарат на себе, ничего необычного он не заметил ни сразу, ни через несколько дней. Некоторые побочные эффекты присутствовали, но они входили в число ожидаемых. Он принял решение действовать.
Когда Гарри сообщили, что завтра будут испытывать на нем препарат, он почти не испугался. Его болезнь смертельна, он побывал Гоблином, чего еще ему бояться. Но всё же было как-то не по себе. Впрочем, Крейн испытывал не меньшее волнение естествоиспытателя.
Когда медсестра привела Гарри в небольшое помещение, залитое ярким светом, он слегка удивился, ожидая увидеть там хотя бы койку, но там было только кресло с ремнями по бокам, шкаф со всякими склянками и стол с непонятными приборами и бумагами. Его усадили в кресло. Ремни, конечно же, предназначались для рук и ног, как в плохих фильмах ужасов.
- А наркоз будет? - полюбопытствовал Гарри глухо, пока медсестра затягивала на нем ремни.
- Нет, мистер Осборн, вы должны быть в сознании, - ответил Крейн, который заполнял какой-то бланк за столом. - Иначе я не смогу оценить результаты в полной мере.
Гарри пожал плечами. Сильно кружилась голова, и он воспринимал действительность как бы немного со стороны, пусть делают что хотят. Медсестра тем временем успела набрать жидкости в шприц и протирала руку Гарри спиртом. Крейн нащупал пульс на другой руке и кивнул медсестре.
Гарри почти не почувствовал укола, потом ощутил легкое онемение на том месте. Прохладные пальцы на запястье ощущались куда явственнее. Осборн откинул голову назад и прикрыл глаза. Он не знал, сколько прошло времени, когда внезапно ему стало жарко, как будто поднималась температура. Крейн снова отошел к столу, и тут Гарри ощутил тяжесть внизу живота и явное возбуждение — непонятное, неуместное и даже под транквилизаторами стыдное. И с каждой секундой оно всё усиливалось. Гарри прикусил губу и покосился вниз. Ну конечно, член готов был прорвать ночную рубашку, это невозможно было скрыть. Подумать о чем-то противном не удавалось, мысли не слушались его, вся кровь, казалось, отлила вниз. Гарри тихо застонал, потому что представил, что Крейн сейчас обернется, и увидит это, только слепой бы не увидел.
Крейн действительно обернулся — на стон, и внезапно оказалось, что у него очень красивые глаза. Красные губы. Он дал знак медсестре выйти, подошел к Гарри и успокаивающе погладил по руке. Чуткие пальцы. О Господи. Гарри застонал еще громче и вцепился в эти пальцы так, словно только они и могли его спасти.
- Тшш, Гарри, всё хорошо. - Джонатан аккуратно отвел взмокшую челку со лба юноши. От этого простого действия Гарри аж задрожал всем телом. Чёрт, он не мог ничего с собой поделать, ему казалось, что он падает, что он расплавится сейчас или потеряет сознание.
Крейн осторожно высвободил руку и снова отошел сделать пометки, затем снял очки и положил на стол. Гарри, пользуясь тем, что его не видят, попытался потереться бедрами о кресло — от этого стало еще невыносимее. Он вообще не помнил, накрывало ли его так хоть когда-нибудь. А следующее впечаталось в память на всю жизнь, наверное, словно кадры кинофильма. Крейн подходит к нему. Ослабляет галстук и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. Гарри смотрит на него широко распахнутыми глазами и видит, как он опускается на колени — и кладет руки Гарри на бедра, от чего тот вздрагивает всем телом.
- Нет, нет, не надо… - пытается бороться его мозг, пока тело позволяет задрать на нем рубашку такими точными, уверенными движениями. А когда его член оказывается во рту Крейна, Гарри успевает подумать, что сейчас умрет, точно, потому что всё его тело превратилось в сплошной нерв, и еще ему продолжает быть стыдно. Он царапает ногтями подлокотники, выгибается, на глазах выступили слезы от шквала эмоций. Никогда ему не было так хорошо, так плохо, так стыдно, так…
Гарри надо совсем немного, и он кончает в этот мокрый и горячий рот с каким-то умоляющим стоном, а потом проваливается в забытье. Крейн пару раз проводит по его бедру кончиками пальцев, опускает рубашку и медленно поднимается с колен. Он находит салфетки и тщательно вытирает Гарри и кресло, потом полощет рот и моет руки с мылом — антибактериальным с приевшимся запахом химического яблока. Убеждается, что Гарри дышит ровно и глубоко, и нажимает кнопку вызова медсестры.
Когда Гарри перевозят в палату, Крейн садится заполнять бланк по итогам эксперимента. Он говорит себе, что должен быть честным и беспристрастным в описании эффектов. Конечно, он может не описывать то, что сделал он сам, но он обязан описать то, что происходило с Осборном. Впрочем, его беспокоит не столько это, сколько то, что эта реакция была в разы интенсивнее его собственной во время испытания препарата. Возможно, дело в возрасте или в эмоциональности — это еще предстояло выяснить.
Проходя мимо зеркала вечером, Крейн вдруг понимает, что он так и не застегнул верхнюю пуговицу, да и галстук не затянул. Непростительная вольность.
Первое, что обнаруживает Гарри, открыв глаза — что он лежит в палате, заботливо укрытый одеялом. Он может двигаться, но встать не может, потому что он слабее новорожденного котенка. Ощущения, как после большой хорошей факультетской пьянки, если не хуже. Гарри нащупывает возле койки большой железный таз, который там стоял специально для таких случаев, с трудом садится, и его рвет. Отставив таз, он засыпает снова.
Во сне Гарри видит, что у него большая семья, с мамой, папой, братом, сестрой и домашними животными. Папа его, а остальных он никогда не видел, но во сне ему хорошо и легко. У них уютный дом, с тем неизменным беспорядком, что бывает в больших семьях, зеленая лужайка и сад. Во сне он засыпает и чувствует, как его кто-то трясет за плечо. Гарри знает, что его будят, потому что пора в школу, но он поворачивается на живот и накрывается одеялом. Его продолжают трясти, и Гарри наконец просыпается по-настоящему.
- Поздравляю вас с участием в эксперименте, мистер Осборн, - Крейн сидит на его кровати и именно он Гарри и разбудил, - Я могу сказать, что результаты хорошие. Не идеальные, но хорошие.
- Спасибо. - Гарри действительно очень слаб, но он улыбается, впервые за долгое время, потому что это самая приятная новость из всех, которые бы он мог услышать.
- Следующий раз будет через три дня. То есть вообще через четыре, но вы проспали почти сутки, - Джонатан на пару секунд улыбнулся настоящей улыбкой в ответ, но тут же принял серьёзный вид, - И не забудьте поесть, мистер Осборн. Это обязательное условие.
Крейн поднимается с кровати и выходит, прикрыв за собой дверь. Гарри задумчиво смотрит на тумбочку, где действительно стоит подносик с больничной едой. Ну что ж, можно и поесть.
URL записиФандом: Марвел и Диси, кроссовер
Название: Эксперимент
Жанр: слэш (поразительно!)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Джонатан Крейн (который Мёрфи)/Гарри Осборн (который Дехаан)
соответственно предыстория тоже того Осборна.
Автор: Felix Kalinowski
Посвящение: Доктор Крейн.
Предупреждения: и тут я задумался. Сомнительное согласие, во!

О том, какие неожиданные эффекты порой даёт лечение, и как с ними справляться.
1774 словаСтранная штука жизнь. Сначала ты живешь себе, думаешь, куда бы сходить сегодня вечером и чем заняться в выходные. Потом ты вдруг ты узнаешь от собственного папаши, которому никогда не было до тебя дела, что ты болен тем же, чем и он, и осталось тебе не так уж много.
А потом ты становишься Зеленым Гоблином.
У Гарри был как будто огромный провал в памяти, дыра, куда затянуло всё, от момента укола паучьей сывороткой и до того, как он оказался в этой чертовой клинике. Здесь же обнаружилось, что сыворотку нейтрализовать удалось быстро — потому он выглядел теперь нормально. Ну как нормально? Слипшиеся волосы, запавшие глаза и потрескавшиеся губы, также к этому прилагалась абсолютно идиотская больничная рубашка. Из фильмов Осборн знал, что у женщин есть ночные рубашки для сна, но они и то выглядели лучше. К своему почти 21 году он не видел спящих женщин. Даже в редких воспоминаниях о детстве их не было. Девочки в колледже спали в чем угодно, кроме этого. Большей частью они приходили с вечеринок и падали в чем были. Иногда им удавалось снять одежду и упасть уже в белье, а наутро в ужасе пытаться смыть оставшийся с вечера макияж. У кого-то были короткие пижамки, ну знаете, майка и трусы с милыми картинками из ближайшего торгового центра.
Впрочем, Гарри был уверен, что женщины в его семье непременно бы спали в шелковом одеянии и с легкой укладкой.
Нейтрализация сыворотки означала то, что он перестал быть Гоблином, но не означала, что болезнь перестала пожирать его изнутри. Так сказал ему врач в белом халате, накинутом поверх костюма. Он внимательно смотрел на Гарри, то ли с печалью, то ли с интересом и говорил, что его случай уникален, поэтому утвержденных лекарств нет. На данный момент можно замедлить развитие болезни, но для излечения потребуется время, усилия и… эксперименты. Гарри слушал и соглашался, пряча под тонким одеялом ноги, нелепо торчавшие из того, во что его вырядили.
Такая честность подкупала, это лучше, чем обещания, что тебя спасут. Нет ничего хуже ложной надежды.
Во всей этой ситуации был большой плюс — вспышки ярости и отчаяния Осборна исчезли, были разве что маленькие зачатки. Иногда безумно хотелось выпить, но это проходило с каждым следующим уколом, после которого мир становился вязким и ирреальным. А чего злиться? У него нет семьи, нет целей, нет друзей, разве что Паркер, ему некуда и не к кому идти.
Гарри еще не знал, что девушка Питера погибла по вине Зеленого Гоблина.
Фармакология была смыслом жизни и страстью Джонатана Крейна. Он почти не был в курсе того, что происходило за пределами лаборатории — если это, конечно, не касалось его интересов. История с Осборном была как раз из событий второго типа. Пока Норман хотя бы формально был главой Оскорпа, Крейн тесно с ним сотрудничал, закупая оборудование и химические реактивы для своей лаборатории, большая часть из которых была, конечно, нелегальна. После смерти Нормана начался какой-то беспорядок, и вместо любимого и ценного клиента Крейн начал чувствовать себя помехой. Это ему не нравилось.
Когда Джонатан узнал, что в его клинику попал сын Осборна-старшего, он поначалу даже не поверил. Моментально в голове родился план вылечить его, а затем нанять лучших юристов, благо деньги позволяли, и вернуть Оскорп законному владельцу.
Впрочем, мысль эта слегка пошатнулась, когда он увидел самого пациента. Осборн-старший был крупным, жестким и очень волевым человеком. Крейн, который не отличался внушительным телосложением, поначалу даже робел перед ним, но снаружи его охраняла вежливость, а изнутри толкала вперед фанатичная преданность делу, на этом они в итоге и сошлись. Джонатан был почему-то уверен, что сын такого человека должен быть непременно с развитыми мускулами и улыбкой с обложки журнала, красивый, успешный, звезда школы. Ну и насчет интеллекта всё понятно. Крейн ненавидел таких с юности, как и они презирали его, но сейчас всё несколько изменилось.
Когда он вошел в палату Гарри, то даже оторопел. Единственное, что совпадало с предполагаемым образом — красивый. Но совсем иначе, вопреки всем канонам XXI века. Хрупкий и бледный, почти мальчик, спал в такой позе, будто и во сне пытался защититься.
Неожиданно для себя Крейн сравнил его с нарциссом, на который кто-то наступил по неосторожности. Он с детства любил собирать гербарии. Как выяснилось позже, нарцисс оказался с колючками, но это хотя бы свидетельствовало о наличии у него ума.
Случай действительно был интересный, Джонатан почти не вылезал из лаборатории, сам стал еще худее обычного, но в итоге первая версия препарата была готова. Она прекрасно работала на образцах крови Осборна, но человек это не только кровь. Это тончайший механизм с несметным числом факторов, которые влияют на болезнь и выздоровление. Смоделировать ситуацию полностью было невозможно. Конечно, Крейн пробовал препарат на себе, ничего необычного он не заметил ни сразу, ни через несколько дней. Некоторые побочные эффекты присутствовали, но они входили в число ожидаемых. Он принял решение действовать.
Когда Гарри сообщили, что завтра будут испытывать на нем препарат, он почти не испугался. Его болезнь смертельна, он побывал Гоблином, чего еще ему бояться. Но всё же было как-то не по себе. Впрочем, Крейн испытывал не меньшее волнение естествоиспытателя.
Когда медсестра привела Гарри в небольшое помещение, залитое ярким светом, он слегка удивился, ожидая увидеть там хотя бы койку, но там было только кресло с ремнями по бокам, шкаф со всякими склянками и стол с непонятными приборами и бумагами. Его усадили в кресло. Ремни, конечно же, предназначались для рук и ног, как в плохих фильмах ужасов.
- А наркоз будет? - полюбопытствовал Гарри глухо, пока медсестра затягивала на нем ремни.
- Нет, мистер Осборн, вы должны быть в сознании, - ответил Крейн, который заполнял какой-то бланк за столом. - Иначе я не смогу оценить результаты в полной мере.
Гарри пожал плечами. Сильно кружилась голова, и он воспринимал действительность как бы немного со стороны, пусть делают что хотят. Медсестра тем временем успела набрать жидкости в шприц и протирала руку Гарри спиртом. Крейн нащупал пульс на другой руке и кивнул медсестре.
Гарри почти не почувствовал укола, потом ощутил легкое онемение на том месте. Прохладные пальцы на запястье ощущались куда явственнее. Осборн откинул голову назад и прикрыл глаза. Он не знал, сколько прошло времени, когда внезапно ему стало жарко, как будто поднималась температура. Крейн снова отошел к столу, и тут Гарри ощутил тяжесть внизу живота и явное возбуждение — непонятное, неуместное и даже под транквилизаторами стыдное. И с каждой секундой оно всё усиливалось. Гарри прикусил губу и покосился вниз. Ну конечно, член готов был прорвать ночную рубашку, это невозможно было скрыть. Подумать о чем-то противном не удавалось, мысли не слушались его, вся кровь, казалось, отлила вниз. Гарри тихо застонал, потому что представил, что Крейн сейчас обернется, и увидит это, только слепой бы не увидел.
Крейн действительно обернулся — на стон, и внезапно оказалось, что у него очень красивые глаза. Красные губы. Он дал знак медсестре выйти, подошел к Гарри и успокаивающе погладил по руке. Чуткие пальцы. О Господи. Гарри застонал еще громче и вцепился в эти пальцы так, словно только они и могли его спасти.
- Тшш, Гарри, всё хорошо. - Джонатан аккуратно отвел взмокшую челку со лба юноши. От этого простого действия Гарри аж задрожал всем телом. Чёрт, он не мог ничего с собой поделать, ему казалось, что он падает, что он расплавится сейчас или потеряет сознание.
Крейн осторожно высвободил руку и снова отошел сделать пометки, затем снял очки и положил на стол. Гарри, пользуясь тем, что его не видят, попытался потереться бедрами о кресло — от этого стало еще невыносимее. Он вообще не помнил, накрывало ли его так хоть когда-нибудь. А следующее впечаталось в память на всю жизнь, наверное, словно кадры кинофильма. Крейн подходит к нему. Ослабляет галстук и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. Гарри смотрит на него широко распахнутыми глазами и видит, как он опускается на колени — и кладет руки Гарри на бедра, от чего тот вздрагивает всем телом.
- Нет, нет, не надо… - пытается бороться его мозг, пока тело позволяет задрать на нем рубашку такими точными, уверенными движениями. А когда его член оказывается во рту Крейна, Гарри успевает подумать, что сейчас умрет, точно, потому что всё его тело превратилось в сплошной нерв, и еще ему продолжает быть стыдно. Он царапает ногтями подлокотники, выгибается, на глазах выступили слезы от шквала эмоций. Никогда ему не было так хорошо, так плохо, так стыдно, так…
Гарри надо совсем немного, и он кончает в этот мокрый и горячий рот с каким-то умоляющим стоном, а потом проваливается в забытье. Крейн пару раз проводит по его бедру кончиками пальцев, опускает рубашку и медленно поднимается с колен. Он находит салфетки и тщательно вытирает Гарри и кресло, потом полощет рот и моет руки с мылом — антибактериальным с приевшимся запахом химического яблока. Убеждается, что Гарри дышит ровно и глубоко, и нажимает кнопку вызова медсестры.
Когда Гарри перевозят в палату, Крейн садится заполнять бланк по итогам эксперимента. Он говорит себе, что должен быть честным и беспристрастным в описании эффектов. Конечно, он может не описывать то, что сделал он сам, но он обязан описать то, что происходило с Осборном. Впрочем, его беспокоит не столько это, сколько то, что эта реакция была в разы интенсивнее его собственной во время испытания препарата. Возможно, дело в возрасте или в эмоциональности — это еще предстояло выяснить.
Проходя мимо зеркала вечером, Крейн вдруг понимает, что он так и не застегнул верхнюю пуговицу, да и галстук не затянул. Непростительная вольность.
Первое, что обнаруживает Гарри, открыв глаза — что он лежит в палате, заботливо укрытый одеялом. Он может двигаться, но встать не может, потому что он слабее новорожденного котенка. Ощущения, как после большой хорошей факультетской пьянки, если не хуже. Гарри нащупывает возле койки большой железный таз, который там стоял специально для таких случаев, с трудом садится, и его рвет. Отставив таз, он засыпает снова.
Во сне Гарри видит, что у него большая семья, с мамой, папой, братом, сестрой и домашними животными. Папа его, а остальных он никогда не видел, но во сне ему хорошо и легко. У них уютный дом, с тем неизменным беспорядком, что бывает в больших семьях, зеленая лужайка и сад. Во сне он засыпает и чувствует, как его кто-то трясет за плечо. Гарри знает, что его будят, потому что пора в школу, но он поворачивается на живот и накрывается одеялом. Его продолжают трясти, и Гарри наконец просыпается по-настоящему.
- Поздравляю вас с участием в эксперименте, мистер Осборн, - Крейн сидит на его кровати и именно он Гарри и разбудил, - Я могу сказать, что результаты хорошие. Не идеальные, но хорошие.
- Спасибо. - Гарри действительно очень слаб, но он улыбается, впервые за долгое время, потому что это самая приятная новость из всех, которые бы он мог услышать.
- Следующий раз будет через три дня. То есть вообще через четыре, но вы проспали почти сутки, - Джонатан на пару секунд улыбнулся настоящей улыбкой в ответ, но тут же принял серьёзный вид, - И не забудьте поесть, мистер Осборн. Это обязательное условие.
Крейн поднимается с кровати и выходит, прикрыв за собой дверь. Гарри задумчиво смотрит на тумбочку, где действительно стоит подносик с больничной едой. Ну что ж, можно и поесть.
А смотрю в этот пост, и оказывается, да!